Короленко Владимир Галактионович - Государевы Ямщики
Владимир Галактионович Короленко
"Государевы ямщики"
I. СТАНОЧНИКИ
Осенью 188.. года мне с двумя товарищами пришлось совершить по Лене
путь от Якутска до Иркутска, что составляет приблизительно около трех тысяч
верст.
Наше положение давало нам право на "тройку обывательских лошадей с
провожатым" бесплатно. Но перед отъездом мы имели несчастие повздорить
несколько с местной властью. Исправник, "из хохлов", человек в высшей
степени флегматичный и ленивый, не стал с нами спорить или изобретать
способы мщения. Он только нашел, что выданная нам бумага составлена
неправильно, и выдал другую. В этой последней было все то же, что и в
первой, за небольшим исключением: как и в первой, в ней было сказано, что мы
имеем право "следовать от станка до станка" и даже с провожатым, но о
лошадях не было упомянуто ни слова.
Впоследствии мы узнали, что такими загадочными бумагами якутская
полиция снабжала иногда в виде особого одолжения проторговавшихся или
прокутившихся на летней якутской ярмарке иркутских приказчиков. Остальное
предоставлялось ловкости и авторитету путников. Если они сумеют импонировать
забитому и неграмотному населению, то проедут даром всю дорогу... Они будут
кричать, торопить ямщиков, кое-где откупаться подачками от редких грамотеев,
кое-где даже, для большей уверенности, бить старост по скулам, а ямщиков по
шее. Во всяком случае, такая дружеская бумажка дает возможность сильно
сократить расходы длинного и дорогого пути.
С такой же бумажкой в руках очутились и мы. Наше право на
"обывательских лошадей" было неоспоримо, но, чтобы восстановить его, нам
пришлось бы жаловаться и ждать. Ждать, пока жалоба и резолюция проедут те же
три тысячи верст, до Иркутска и обратно, какие приходилось сделать нам... И
мы решились пуститься в путь без жалобы...
Сначала дело шло гладко. Под городом споров не возникло. Далее мы ехали
от станка до станка, и ямщики везли нас беспрекословно только потому, что
нас к ним привозили соседи. Значит, так и нужно. Но затем, уже довольно
далеко от города, на одном из станков какой-то грамотей, одетый в звериные
шкуры, вчитался в наше "свидетельство" и заподозрил в нем форму знакомой
"дружеской бумаги", смысл и значение которой население уже разгадало. Он
стал что-то говорить ямщикам по-якутски, те робко окружили нас, топтались,
молчали, поталкивали друг друга, и, наконец, задние объявили, что по этой
"бумаге" нас везти не следует. Станочники, вероятно, ждали с нашей стороны
вспышки и обычных проявлений авторитета, которые доказали бы им если не наше
право, то степень нашего значения в мире повелевающих (грамотей на всякий
случай поместился сзади всех). Но мы не имели к этому ни охоты, ни
способностей. Мы просто стояли только на своем. Тогда толпа стала смелее,
голоса все больше возвышались, начались шумные споры...
Положение становилось затруднительным. Мы походили на путников,
отчаливших с ненадежным парусом от одного берега и рисковавших не пристать к
другому. Прогоны, особенно в осеннее время, на три тысячи верст требовали
несколько сот рублей. Таких денег у нас не было. Если бы где-нибудь
произошла окончательная остановка, у нас не хватило бы и на обратный путь до
Якутска. Год был голодный, хлеба трудно было на пустынных станках достать и
за деньги, и поэтому провизию мы тоже везли с собою. Вообще, мы физически не
могли уступить, если бы и хотели, и наш путь обратился в настоящую каторгу:
приезжая к вечеру на станцию, усталые и озябшие, мы вместо отдыха встречали