1249dfeb     

Короленко Владимир Галактионович - На Затмении



Владимир Галактионович Короленко
На затмении
Очерк с натуры
I
Продолжительный пароходный свисток. Я просыпаюсь. За тонкою стенкой
парохода вода, кинутая колесом на обратном ходу, плещет, стучит и рокочет.
Свисток стонет сквозь этот шум будто издалека, жалобно, протяжно и грустно.
Да, я еду смотреть затмение в Юрьевец. Пароход должен был прийти туда в
два" с половиной часа ночи. Я только недавно заснул, и теперь уж надо
вставать. Приходится ждать несколько часов где-нибудь на пустой улице, так
как в Юрьевце гостиниц нет.
Какова-то погода? Я гляжу из окна. Пароход уже остановился; волна,
разбегаясь от бортов, чуть поблескивает и теряется в темноте. Дальний берег
слабо виден во мгле, небо покрыто тучами, в окно веет сыростью, -
предвестники не особенно благоприятные для наблюдений...
Кое-кто из пассажиров подымается. Лица сонные и не совсем довольные.
Между тем снаружи слышно движение, кинуты чалки на пристань. "Готово!" -
кричит чей-то сиплый, будто отсыревший и недовольный голос.
Пока я собираюсь, один из пассажиров, по виду мелкий волжский торговец,
успел уже сбегать на пристань и вернуться на пароход. Он едет до Рыбинска.
- Ну, что там? - спрашивает у него товарищ, лежащий на скамье, в
бархатном жилете и косоворотке. Оба они не особенно верят в затмение.
- Кто его знает, - отвечает спрошенный, - дождик не дождик, так что-то.
А на берегу, слышь, башня видна, и на башне остроум стоит.
- Ну?
- Ей-богу! Поди хоть сам посмотри.
Уж несколько дней в народе ходят толки о затмении и о том, что в Нижний
съехались астрономы, которых серая публика зовет то "остроумами", то
"астроломами". Слова эти часто слышны теперь на Волге и звучат частью
иронически ("Иностранные остроумы! Больше бога знают..."), частью даже
враждебно, как будто поднятая ими суета и непонятные приготовления сами по
себе могут накликать грозное явление. Вчера с вечера брошюра "О солнечном
затмении 7 августа 1887 года" мелькала среди простой публики. В ней
объяснялось, что такое затмение и почему удобно наблюдать его, между прочим,
из Юрьевца. Но большинство пассажиров третьего, а также значительная часть
второго класса относились к ней сдержанно и даже с оттенком холодной вражды.
Люди же "старой веры" избегали брать ее в руки и предостерегали других.
Я выхожу. Пристань стоит довольно далеко от берега. С нее кинуты жидкие
мостки, и ее качает ветром, причем мостки жалобно скрипят, визжат и стонут.
Наш пароход уйдет дальше, между тем небольшая комната на пристани полна.
Сонные, усталые и как будто чем-то огорченные пассажиры все прибывают.
Снаружи, вместе с ветром, в лицо веет отсырью и по временам моросит.
Пробирает озноб.
Городишко, растянувшийся под горой по правому берегу, мерцает кое-где
то белою стеной, то слабым огоньком, то силуэтом высокой колокольни,
поднимающейся в мглистом воздухе ночи. Гора рисуется неопределенным обрезом
на облачном небе, покрывая весь пейзаж угрюмою массою тени. На реке, у такой
же пристани, как наша, молчаливо стоит "Самолет", который привез сюда
экстренным рейсом "ученых" из Нижнего, а за рекой, на луговой стороне,
догорает пожарище: с вечера загорелся лесной склад, и теперь огонь, как бы
насытившись и уставши за ночь, вьется низко над землей, то застилаясь дымом,
то опять вставая острыми гребнями пламени. Дремота, ночь, плеск реки, стон
пристаней и мостков в предутренней темноте, отсвет пожара и ожидание
необычайного события - все это настраивает воображение, в взгляд мой
невольно ищет башня с



Содержание раздела