1249dfeb     

Короленко Владимир Галактионович - В Дурном Обществе



В.Г.КОРОЛЕНКО
В ДУРНОМ ОБЩЕСТВЕ
Из детских воспоминаний моего приятеля
Подготовка текста и примечания: С.Л.КОРОЛЕНКО и Н.В.КОРОЛЕНКО-ЛЯХОВИЧ
I. РАЗВАЛИНЫ
Моя мать умерла, когда мне было шесть лет. Отец, весь отдавшись своему
горю, как будто совсем забыл о моем существовании. Порой он ласкал мою
маленькую сестру и по-своему заботился о ней, потому что в ней были черты
матери. Я же рос, как дикое деревцо в поле,- никто не окружал меня особенною
заботливостью, но никто и не стеснял моей свободы.
Местечко, где мы жили, называлось Княжье-Вено, или, проще,
Княж-городок. Оно принадлежало одному захудалому, но гордому польскому роду
и представляло все типические черты любого из мелких городов Юго-западного
края, где, среди тихо струящейся жизни тяжелого труда и мелко-суетливого
еврейского гешефта, доживают свои печальные дни жалкие останки гордого
панского величия.
Если вы подъезжаете к местечку с востока, вам прежде всего бросается в
глаза тюрьма, лучшее архитектурное украшение города. Самый город раскинулся
внизу над сонными, заплесневшими прудами, и к нему приходится спускаться по
отлогому шоссе, загороженному традиционною "заставой". Сонный инвалид,
порыжелая на солнце фигура, олицетворение безмятежной дремоты, лениво
поднимает шлагбаум, и - вы в городе, хотя, быть может, не замечаете этого
сразу. Серые заборы, пустыри с кучами всякого хлама понемногу перемежаются с
подслеповатыми, ушедшими в землю хатками. Далее широкая площадь зияет в
разных местах темными воротами еврейских "заезжих домов", казенные
учреждения наводят уныние своими белыми стенами и казарменно-ровными
линиями. Деревянный мост, перекинутый через узкую речушку, кряхтит,
вздрагивая под колесами, и шатается, точно дряхлый старик. За мостом
потянулась еврейская улица с магазинами, лавками, лавчонками, столами
евреев-менял, сидящих под зонтами на тротуарах, и с навесами калачниц. Вонь,
грязь, кучи ребят, ползающих в уличной пыли. Но вот еще минута и - вы уже за
городом. Тихо шепчутся березы над могилами кладбища, да ветер волнует хлеба
на нивах и звенит унылою, бесконечною песней в проволоках придорожного
телеграфа.
Речка, через которую перекинут упомянутый мост, вытекала из пруда и
впадала в другой. Таким образом, с севера и юга городок ограждался широкими
водяными гладями и топями. Пруды год от году мелели, зарастали зеленью, и
высокие густые камыши волновались, как море, на громадных болотах. Посредине
одного из прудов находится остров. На острове - старый, полуразрушенный
замок.
Я помню, с каким страхом я смотрел всегда на это величавое дряхлое
здание. О нем ходили предания и рассказы один другого страшнее. Говорили,
что остров насыпан искусственно, руками пленных турок. "На костях
человеческих стоит старое замчи'ще,- передавали старожилы, и мое детское
испуганное воображение рисовало под землей тысячи турецких скелетов,
поддерживающих костлявыми руками остров с его высокими пирамидальными
тополями и старым замком. От этого, понятно, замок казался еще страшнее, и
даже в ясные дни, когда, бывало, ободренные светом и громкими голосами птиц,
мы подходили к нему поближе, он нередко наводил на нас припадки панического
ужаса,- так страшно глядели черные впадины давно выбитых окон; в пустых
залах ходил таинственный шорох: камешки и штукатурка, отрываясь, падали
вниз, будя гулкое эхо, и мы бежали без оглядки, а за нами долго еще стояли
стук, и топот, и гоготанье.
А в бурные осенние ночи, когда гиганты-тополи качались и гудели от



Содержание раздела